Стихотворение В. В. Маяковского «Юбилейное».

Мысли и чувства поэта.

Заглуша

   поэзии потоки,

я шагну

через лирические томики,

как живой

с живыми говоря.

В. Маяковский. «Во весь голос».

      Стонущее сердце художника, сердце драматурга в иглах, громко бьющееся сердце поэта - это Маяковский. Он соединил в своей душе современность и «запас вечности». Он - дерзко живое, жаждущее движения сердце. Он подобно «невольнику чести» пытается познать свободу в «тысячи тонн». Он через 125 лет с доверием «смиренного львенка» обращается к нему - Александру Сергеевичу Пушкину.

      Стихотворение «Юбилейное» - театральная постановка на этой сцене «весна»: «Весна - свободно и раскованно». Эти подмостки - поток времени, обращенный в вечность. Временное пространство будто распалось на два луча, пересекающихся в одной только точке современности. И Маяковский шагает от импульсивности своей жизни к гармонии пушкинской.

      Время поворачивает вспять, теперь оно «будто бы вода... мчит, болтая». В это течение погружается поэт двадцатого века, «теперь свободный от любви и от плакатов», и против времени идет к золотому истоку, к поэту девятнадцатого века, свободному от плоти, но не души. Это не только обращение Маяковского к Пушкину, и не только грядущее «говорит» с прошлым, но еще и путь от прошлого к настоящему. Маяковский шагает «через лирические томики», в которых речь «точная и нагая». Поэт неоднократно атакует поэзию, и это эпатирует, но сцена - фарс, а душа пылает, дерзкое сердце живет современностью. Маяковский - герой своего времени.

      Лирический герой - поэт, он прав: «...поэзия - пресволочнейшая штуковина: существует - и ни в зуб ногой», и потому идет мимо рифмованных строк. Он останавливается лишь около истинных творцов, «как живой с живыми говоря».

      Он видит современников - тоже поэтов. Их творчество - альбомные стихи, а для живущего высокой поэзией это не искусство, а всего лишь строки, не призванные трясти «нервное желе». Современники - сухие строители рифм, они «однаробразны». «Дорогейченко, Герасимов, Кириллов, Родов» - для поэта они равны, они - «Безыменские»:

Так...

      ничего...

                     морковный кофе.

        Еще один шаг. «Кто меж нами?!» - восклицает Маяковский, встречая на пути Надсона. В его (Маяковского) понимании,  «надо, чтоб поэт и в жизни был мастак», чтобы у каждого человека светилось сердце, поражая своей целостностью. Душа поэта не набор рифмованных строк, и потому лирический герой с уверенностью, чеканя шаг, погружается в глубь девятнадцатого века.

       «Некрасов?! - мужик хороший», - одобрительно кивает Маяковский. Он приближает к себе лишь похожих, горящих любовью к своей стране. Он делает еще один шаг и сквозь аллюзии видит Гоголя:

Старомозглый Плюшкин,

     перышко держа,

                                ползет

                                            перержавленным, -

видит Пушкина, но не через «хрестоматийный глянец». Он рад, что достиг цели, он у золотого истока, бушующего ручья.

Вы,

    по-моему,

                   при жизни

                                    -думаю-

тоже бушевали.

                         Африканец!

И вдруг - будто вспышка света: «Невольник чести...» - Маяковский  интуитивно вспоминает перифразу Лермонтова: «Погиб поэт - невольник чести» и мгновенно вместе с рассветом возвращается в свою страну Советов, «где можно жить, работать можно дружно».

      И Маяковский живет и работает как художник, поэт и драматург, и он возвращается на сцену современной жизни вместе с  «живым» своим собеседником - великим Пушкиным. Только памятник, неживое воплощение пушкинского «Я», остается  на Тверской, ибо «живое, а не мумия» - это взрыв, «пожар сердца»:

Ненавижу

               всяческую мертвечину!

Обожаю

             всяческую жизнь!

     Его «картавые ямбы» вновь пляшут по строчкам, его метафоры становятся звеньями живых ассоциаций, восклицания бросают вызов, а многоточия опять не договаривают о том «пожаре чувств» Человека - Поэта, живущего в своем и не в своем времени...